[lordsgarden]

Понедельник, 06 июня 2016 16:38

Очередная мелочевка, пусть вылежится здесь, до сборника еще явно далеко.
Повествование в драбблах нехронологическое, не берусь сказать даже сам, что происходило раньше, а что - позже, но все события, так или иначе, случились в промежутке одного учебного года.

Название: Птичья клетка
Драббл, D.Gray-man, Тики/Канда, PG-13 (за общую атмосферу), слэш, романтика, AU, школа

Небо заволокло пухлой серостью – низкой, висячей, давящей силами всех возможных атмосфер; потекли по окнам дождливые слезы: кривыми дорожками на стекле, извилистыми нитями разминувшихся судеб. Где-то у изогнутых берегов Хонсю и Хоккайдо свирепствовал тайфун, ярился, набрасывался на маленькую рыбу-солнце, глодал хвост и чешую, но в каменных городских застенках, исчерченных железнодорожными путями, росчерками проводов и перьями черных воронов-старожилов, просто лило, просто ветрило, ерошило волосы, раздувало девичьи юбки парасолями зонтов, шаловливо демонстрируя невольным соучастникам-прохожим кружевное детское белье, и просто студило резко упавшим градусом воздушных температур.
Тем не менее, люди старались попрятаться – в кафе, в дома ли, в кожаные салоны дорогостоящих такси с уютными шашечками на крыше, и улицы пустели, привечая на асфальтовых полях одних лишь редкостных неудачников и изгоев, продолжающих уперто ломиться сквозь стену не утихающего ни на минуту дождя.
Канда, успевший вымокнуть насквозь сразу же как покинул школьные стены, уже не видел смысла ни в спешке, ни даже в том, чтобы нырнуть в попутный магазин и переждать ураган под его сводами: ноги несли по заученному пути, а к стихийным бедствиям Юу привык относиться с философским спокойствием, будучи и сам по сути своей таким же стихийным бедствием для тех непробиваемо тупых смельчаков, что не понимали ни слова «нет», ни ушибленных, отбитых, проткнутых загодя остро заточенным карандашом конечностей, ни матерных посылов с четко обозначенным адресом.
Обычно люди довольно быстро смекали, что не стоит лезть к психованному и припадочному Юу Канде, предпочитающему одиночество и никого, в сущности, не трогающему первым, но Тики Микк, безмозглый старшеклассник, обещающий вот-вот закончить школу, если только не проявит себя отменным бездарем и не останется на второй год, ни черта не понимал вообще.
- И долго ты еще будешь мокнуть, глупый мальчишка? С носа уже капает, я же вижу.
- Это дождь! – огрызнулся Канда, отпихивая нахала, все норовящего подобраться и взять под крыло – вернее, под зонт, - напряженным и колючим локтем. У него действительно стекали с густой липнущей челки ручейки, попадали на лоб, стремились, струясь, к переносице и, обозначив кончик точеного острого носа плацдармом-аэродромом, бросались с него наземь, разбиваясь о блестящую мостовую.
- Ну да, конечно, - издеваясь, хмыкал Тики. – Столько дождя не наберется во всей Японии, сколько его повисает на твоем аккуратном носике.
Он все шел с ним бок о бок, петлял, приноравливался к частому и обрывистому шагу, лавировал, ловко избегая столкновений с редкими встречными людьми, тоже торопящимися под кров, но не отставал ни на миг и ни на дюйм, начиная раздражать все больше и больше.
- Что ты знаешь о Японии, придурок! – цыкнул Канда, выпростав руку и столкнув не ожидавшего такой подлянки Микка в глубокую лужу, скопившуюся на проезжей части у переполненного и не справляющегося со своими обязанностями водостока.
Старшеклассник утопился по голень, хрипло выругался уже смолоду прокуренным голосом, с досадой выскочил из лужи и, запрыгнув обратно на тротуар, спешно догнал дерзкого мальчишку, заранее простив ему и эту выходку капризной принцессы.
- Достаточно знаю, юноша. – Возразил он. – Давно уже здесь живу, как-никак. И уезжать, к слову говоря, пока не собираюсь.
- А жаль, - резюмировало бессердечное дитя востока.
Тики немного помолчал, вышагивая все так же плечом к плечу, кое-как исхитрился, устроил зонт прямиком над Кандой, мгновенно оказавшимся под защитой прозрачного гнутого купола излюбленной лоли-девицами «birdcage», укрывающей вместе с плечами непроницаемым колоколом.
- У тебя гребаный бабский зонт! – уязвленный до крайности, тут же зарычал Юу, едва только очутился в сомнительной, но сухости. – Уберись от меня с ним сейчас же!
Микка снова попытались отпихнуть, но он дернул зонт книзу, «ловя» в него Канду, точно наивную бабочку в сачок: та забилась, затрепетала крыльями, запуталась оперением в стальных спицах и заголосила, оглашая окрестные улицы совсем не мелодичным щебетом.
- Скотина паршивая! – возмущенно орал Канда, к собственному стыду понимая, что не может выбраться из самого обыкновенного дурацкого зонта, и от такого позора еще больше бесясь. – Пошел к черту, сказал ведь уже! Вместе с этим убожеством пошел!..
- Да чем же оно убожество? – вовремя сообразив, что еще немного – и зонт, не особенно крепкий и не рассчитанный на буйных мальчишек со сложным характером, переломят пополам и отправят в ближайшую мусорку, с наигранным удивлением поинтересовался Тики, быстро выпустив Канду из ловушки и повертев прозрачной «птичьей клеткой» над их головами, расшвыривая летящие во все стороны брызги. – Обычный зонт.
- Тупой бабский зонт! – упрямо и гневно повторил Канда, прожигая Микка вместе с его орудием навязчивой заботы налитым кровью взглядом. – Чтобы даже не смел ко мне с ним приближаться!
- Ах, вот оно что! – расплылся в улыбке Тики, обнаружив брешь в чужой обороне и направив весь удар именно туда: – Значит, дело только в зонте?
- Не только в зонте! – рявкнул Юу, покрываясь простудными пятнами. - В тебе дело, ушлепок! И да, в зонте… в нем тоже. Где ты вообще откопал это дерьмо? Ты болен или у тебя проблемы со вкусом?
- У меня прекрасный вкус, мальчик, - не дрогнув ни единым нервом, ни мускулом в лице, и явственно глумясь, заявил старшеклассник, все раскручивая над ними, замершими поперек дороги ради выяснения несуществующих отношений, купол зонта, фонтанирующий дождевыми брызгами. – Разве тебе не нравятся эти дивные монохромные узоры и прозрачность цвета неба?
- Где ты взял этот калечный зонт? – еще раз спросил Канда, припоминая, что ни разу еще не видел Микка с ним прежде, и не без оснований подозревая, что это очередная, заранее продуманная насмешка. – Не помню, чтобы ты шатался с таким кошмаром.
- Ну ладно, ладно! – Микк вскинул свободную ладонь кверху, признавая свое эфемерное поражение. – Сдаюсь! Просто вытащил его из коробки.
- Ты спер чей-то зонт? – несколько потрясенный и немного осаженный этим признанием, переспросил Юу, ослабляя воинственно сжатые кулаки.
- Я его позаимствовал, юноша, - не согласился Тики. – Видишь ли, своего у меня все равно не было.
- Ничтожный воришка, - буркнул Канда с презрением, развернулся и пошел прочь, возвращая сбившийся было шаг, но Микк, естественно, не отстал, Микк догнал и снова уцепился клещом, сопровождая его почетным эскортом и удерживая над головой зонтичный купол.
- Напрасно ты ко мне так суров, маленький самурай, - с показной обидой протянул он. – У меня была очень благородная цель, и она бы оправдала средства, если бы ты не продолжал артачиться и бушевать, а ты по неясной мне причине продолжаешь…
- Я не буду с тобой идти под одним зонтом! – добравшись до точки кипения, заорал изнуренный их очередным сражением Юу. – Сказал же, что ты не знаешь ни черта о Японии! У нас… не принято так.
- Почему же не принято? – то ли притворяясь, то ли и впрямь ни сном ни духом не ведая причин, с затаенным в глубине желтых глаз любопытством уточнил Тики Микк. – Что в этом такого?
- Потому что под зонтами парочки ходят! – вулкан Фудзи-сан пробудился, заворчал, забурлил шевельнувшейся в недрах лавой и изготовился к невиданному с основания Страны восходящего солнца извержению. – Тупой гайдзин!
Тики этот намек на его несостоятельность – гайдзины не умеют ни писать, ни читать, гайдзины знают только «здравствуйте» и «до свидания», гайдзины не способны пользоваться палочками как надо; с улыбкой похвали гайдзина, сфотографируй и выложи фотографию в свой блог, чтобы вдоволь повеселиться вместе с друзьями, - ничуть не смутил и пропал впустую.
- Да ну? – вдруг встрепенулся он. – А я не против, чтобы мы стали парочкой. Я, если ты еще не заметил и сам, именно этого и добиваюсь, глупый ты мальчишка.
- Какой еще, к дьяволу, парочкой?! Совсем рехнулся?! – возопил Канда в праведном негодовании. – Я парень!
- И то верно. Сам бы я ни за что не догадался, - парировал Тики. – Так что же, разве ты питаешь слабость или проявляешь знаки внимания девушкам? Поправь меня, если я ошибаюсь, что это именно ты послал – очень грубо и невежливо, заметь, в самых распоследних многоэтажных конструкциях, - королеву вашего класса, когда той всего лишь приспичило усесться за соседнюю с тобой парту? Так что можешь больше ничего мне не рассказывать. Иди под зонт.
Он успел – ненадолго, всего-то на шаткий и жалкий миг, - ухватить Канду за запястье, дернуть на себя, обнять рукой за плечо и силком втащить под этот компрометирующе-унизительный аксессуар, обжечь жаром пытающегося согреться под небесным водопадом тела, обжечься самому, вдохнуть аромата пахнущих промокшим шиповником, сбрызнутым каплями утренней росы, волос, и уплыть, теряя контроль и над собой, и над ситуацией.
Канда ощущался худощавым и жилистым, хрупким и стойким, отчаянно несгибаемым и до щемящей в горле сладости виктимным.
Холодно ведь, мальчик. Холодно и сыро, промозгло, и не только от этого косого осеннего дождя, а еще и от твоей чуждости, диковатости, замкнутости вечного одиночки. Тебе мнится, что над тобой лишь смеются – но смеются уже не первый месяц, разве это не повод обратить внимание на насмешника хотя бы тогда, когда он отваживается сменить безобидные шуточки на куда более серьезные ухаживания?
Насмешник ведь всегда в куда более беззащитном положении, чем тот, над кем он насмехается – ему ничего не обещано, ему все лишь грезится, он волен только ждать, отвергнут его не-насмешки или же в конце всех концов великодушно примут.
«Птичья клетка», приютившая под собой двоих, была ужасно, смущающе, убийственно тесной; Канда в ней задыхался, сходил с ума; его лихорадило и он не представлял, куда деться от незнакомых ему ощущений и чувств. Микк продолжал свойски обнимать за плечо, согревал, наглая кудрявая сволочь, казался пугающе живым тому, кто никогда в своей жизни не подпускал к себе людей ближе чем на метр, и порабощал неисчерпаемым запасом настойчивости.
Канда по инерции прошел с ним так до ближайшего поворота, где, призвав на помощь всю свою юркость и скорость, вынырнул из-под прозрачного купола, хлестким ударом отпихнул метнувшуюся следом руку и, матеря и проклиная португальцев, зонты, ливень и чокнутого приставучего старшеклассника, самым банальным и зазорным образом сбежал, наплевав на самурайскую гордость, бездонные заливы луж, оскорбленно вздымающиеся стеной брызг и выплескивающейся через край мутной воды, и на негодующих горожан, попавших под этот непредвиденный грязный душ.
А Тики Микк остался подпирать в закоулке серую кирпичную стену в темных потеках воды, курить, с наплевательским видом накрываясь девчачьим зонтиком, и печально поглядывать на мышастое небо – без единого просвета, без обещания в ближайшие дни хоть сколько-то распогодиться.
А потом, докурив до фильтра, рисовал на камне прогоревшим до сажи табаком схематичный зонт и два укрывшихся под ним имени.
Зная, что дождь к утру смоет и это.
Зная, что Канда, совсем не гайдзин, а коренной, чистокровный породистый японец, все равно не поймет – даже если и увидит.