Эта игрушка когда-то делалась в подарок для Цветка. Пусть будет тут на память, может, кому и приглянется еще.
Название игры: Asylum playground.
Описание игры: Микк похитил Канду и удерживает взаперти, развлекаясь с ним как только вздумается.
Цель игры: освободиться (если хочется), если нет – наслаждаться процессом.
Правила игры: выбрать один из предложенных вариантов действий, нажать, перейти к указанному под ним фрагменту (все фрагменты в пост не уместились, продолжение находится в комментариях).
Категорически запрещается заглядывать в те фрагменты, которые остались скрытыми, иначе вся игра будет испорчена!
В игре предусмотрено 15 концовок, 12 определенных и 3 неопределенные, каждая из них имеет ничего не значащее условное название.
А вообще это порнуха ради порнухи...
P.S. Думал оформить как новеллу на Ren'Py, но нет ни сил, ни времени, а жаль.
Пробуждение пришло к Юу Канде болезненное, не как после здорового и целительного сна, а словно после бессонной ночи, и первым делом он с недоумением и холодком в груди осознал, что находится не у себя дома, а где-то в совершенно незнакомом месте.
Он бешено распахнул глаза, подскакивая на своем ложе, попытался отшвырнуть шерстяной плед, которым был заботливо укутан, но скованные чем-то тяжелым кисти шевельнулись с трудом, а у самого уха раздался железный звон.
Канда дернул руками и понял, что те прикованы довольно длинной цепью к изголовью стальной больничной кровати; вокруг сгущался полумрак, подрагивали в отдалении оплывшие свечи, помещение было темным, глухим, без окон. Сразу же подступила паника, дыхание участилось, сделалось прерывистым, как у затравленного зверя; Канда попробовал подскочить, но в тот же миг заметил неясное движение у дальней стены и уловил взглядом тлеющий алый огонек сигареты. Чувства пробуждались одно за другим, и он ощутил витающий в воздухе горький табачный дымок; сразу сделалось жутко – Юу насторожился, замер, не торопясь больше срываться с места, а человек, лениво устроившийся в скрипучем кресле и укутанный завесой сигаретного смога, медленно поднялся, выбираясь из своего паучьего закута на свет.
Высокий, поджарый, вальяжный, он выступил вперед, являя себя закованному пленнику, и Канда с некоторым облегчением узнал в нем Тики Микка, смуглого португальца, уже месяц безуспешно околачивающегося вокруг да около и настойчиво желающего добиться взаимности от неуступчивого мальчишки.
- Как спалось? – риторически поинтересовался мужчина, скаля зубы в довольной белой улыбке. – Не отвечай, юноша: подозреваю, что не слишком сладко.
- Где я? – спросил Канда, все еще плохо понимая, что с ним происходит.фрагмент 1
- Зачем ты меня похитил, сволочь? – зарычал Канда, сразу же сообразив, кто виновник всего, что творится вокруг.фрагмент 2
Фрагмент 1- Где, спрашиваешь? – хмыкнул Тики, поводя затекшими плечами. – В заброшенной психиатрической клинике, мой дерзкий, строптивый и несговорчивый мальчик. Жаль, что освещение не располагает к тому, чтобы полюбоваться здешним антуражем: он того стоит, уж поверь, психопатический антураж к нашей занятной игре. Если ты все еще не догадался сам, это я похитил тебя и принес сюда: ты был ужасно упрямым и никак не соглашался по-хорошему – ну, а я предупреждал, что иначе будет по-плохому. Кричать и звать на помощь бесполезно, никто не сунется сюда по доброй воле, у подобного рода заброшенных зданий водится крайне дурная слава, так что ты полностью в моей власти, непослушный журавленок.
Глаза привыкали к непроницаемой черноте, и Канда наконец-то смог различить беспорядочно сдвинутые больничные кровати, застеленные грязной ветошью – его постель разительно от них отличалась свежим бельем и теплым одеялом, похититель явно ухаживал за своей жертвой, - капельницы, железные столики, позабытое в углу инвалидное кресло, поблескивающие осколки битого стекла на полу и заляпанный чем-то грязным кафель…
- Зачем ты меня похитил, сволочь? – озлобленно зарычал Канда: с похитителем знакомым, давно уже в глубине души приглянувшимся и посылаемым к черту одной лишь заевшей привычкой и неспособностью на что-либо согласиться, можно было себе позволить вести себя фамильярно и ни в чем своего возмущения не сдерживать.фрагмент 2
Фрагмент 2- А сам-то ты как думаешь, красота моя? – ухмыльнулся Микк, подходя ближе, подхватывая прядь вороненых волос, пропуская сквозь пальцы их шелк и под ненавидящим взглядом скользя по нему вожделеющими губами. – Догадайся сам, ты ведь мальчик не глупый. Меня утомили твои отказы, и больше они не сработают, мы с тобой отныне не подчиняемся правилам законопослушного и благовоспитанного общества, поэтому отбросим их, говоря начистоту и называя вещи своими именами: я собираюсь тебя поиметь, сделать своим, я буду делать тебя своим столько, сколько потребуется, чтобы ты меня принял, и в точности так и тем образом, как мне самому захочется. У меня для этого, уж поверь, припасено немало игрушек, часть из которых тебе, безусловно, не понравится. Но я не такой уж и садист, как тебе может подуматься, и великодушно предоставлю возможность выбора, каким именно способом и с какими прелюдиями из предложенных тебе лишиться своей невинности.
Он оставил Канду ненадолго в напряженном одиночестве, постигать разливающийся в груди ужас от пережитого потрясения, от осознания того, что все это происходит по-настоящему, что он сейчас в абсолютной власти чокнутого португальца, решившегося на такое крайнее и преступное средство, чтобы только заполучить желаемое, что ему действительно никто не поможет, даже если орать до исступления, и что человек этот действительно будет безнаказанно проделывать с ним все, что только вздумается, и столько, сколько вздумается.
Когда Тики Микк вернулся, Юу уже пребывал в подобии ледяного транса и с обманчивым равнодушием наблюдал, как перед ним на постели раскладывают пыточный инвентарь, волей-неволей вырывая из оцепенения и доводя до панической истерики: многохвостая плетка, белый больничный халат, в котором мальчишка с трудом распознал смирительную рубашку, восковые свечи и крупный, жутковатого вида вибратор, усеянный для остроты ощущений пупырышками.
- Если станешь излишне брыкаться, у меня имеется в запасе для тебя еще пара вещиц, мой ангел, но лучше тебе о них заранее не знать – это на случай, что вдруг мы так и не сумеем достигнуть взаимопонимания… впрочем, я надеюсь, что ты уже прямо сейчас адекватно оценишь ситуацию и не станешь меня расстраивать: все, что я собираюсь с тобой проделать, я все равно проделаю, а уж в какой форме и насколько жестким это будет, зависит уже только от тебя. Я мог бы быть с тобой в твой первый раз ласковым и нежным, но ты сам этого не захотел: твой ротик раз за разом посылал меня к дьяволу, желая скорейшей смерти, и никаких нежностей больше не будет, ты изрядно мне попортил нервы, мой строптивец, теперь моя очередь как следует повеселиться. Так что же ты выбираешь, мой беспомощный пленник?
Плетка.фрагмент 3
Смирительная рубашка.фрагмент 4
Восковые свечи.фрагмент 5
Вибратор.фрагмент 6
- Пошел ты к черту, скотина! Сдохни! – привычно скаля зубы, необдуманно зарычал Канда, так и не сумевший осознать всей серьезности ситуации, в которую угодил. – Себе в жопу все свои причиндалы засунь, мразь поганая!фрагмент 7
Фрагмент 3С минуту осмысливая услышанное, Канда, понимая всю обреченность своего положения, оборванным и пристыженным кивком указал на плетку: с ней, в отличие от смирительной рубашки и свечей, для него все было кристально ясно, как и для чего та использовалась, и обстояло не так пугающе, как с последней из предложенных вещиц.
- Какой удивительно мазохистский выбор, мой хороший мальчик! – изумился Микк, не ожидавший такой покладистости. – Признайся, в тебе всегда дремала нерастраченная виктимность, и ты только того и ждал, чтобы тебя сумели изловить, сломить и подчинить своей воле? В таком случае, я искренне сожалею, что потратил впустую весь этот месяц, тогда как мог бы похитить тебя намного раньше, прекращая эту бессмысленную беготню по кругу и подводя ее к предвкушаемому нами обоими финалу.
- Заткнись… как будто у меня он есть, этот выбор, сволочь похотливая… - придушенно простонал Канда, отводя смятенный взгляд. – Ты же теперь все равно сделаешь… все что захочешь, то и сделаешь… одна только иллюзия выбора, - он подергал руками, отозвавшимися болезненной резью в стиснутых сталью костях и обреченным звоном цепей.
Тики согласно хмыкнул, одним только этим коротким звуком подтверждая всю правоту сделанных жертвой выводов, и убрал до поры до времени все прочие жутковатые игрушки. Навис над Кандой, обводя обожающим взглядом, ощупывая, раздевая и обласкивая все его тело, пока еще сокрытое одеждой. Ухватил пальцами за подбородок, силком вынуждая приподнять голову, влюбленно огладил подушечками скулы, переместился на губы, сминая нежную кожу и проникая во влажный рот – Юу не выдержал, по-жеребячьи мотнул головой, взметнул свободно ниспадающей на спину гривой, попытался отползти, но был тут же пойман за шиворот властной рукой.
- Куда же ты, мой девственный мальчик? Не бойся, я даже буду с тобой аккуратен и не причиню лишнего вреда, если ты сам не станешь на это напрашиваться.
Канде было жутко, ему было нехорошо и муторно, когда его касались чужие ладони, касались с восхищением, от которого все тело заходилось мелкой дрожью и под самое горло поневоле поднималось удушливое возбуждение. Безуспешно отшатываясь, не способный даже вскинуть руки с окольцованными железом запястьями, чтобы оттолкнуть, он медленно подыхал от неотвратимости всего происходящего, от сюрреалистичности: все еще до конца не верилось, что это не сон, что это – по-настоящему, наяву, а не в коварной летаргической ловушке.
Юу настолько потерял чувство реальности, что почти безропотно позволял Тики Микку вытворять с собой недопустимые вещи: расстегивать рубашку, медленно, с садистичным блаженством высвобождать одну за другой пуговицы из петелек, покрывать поцелуями лихорадочный лоб и пылающие щеки, легонько прижиматься к губам своими, пересушенными и прокопченными табаком губами, и так постепенно избавлять от одежды, оставляя абсолютно нагим под собственническим взглядом, собирающим с отданного ему юного и стройного тела все эстетическое наслаждение.
Микк добрался до драненьких подростковых джинсов, нарочито медленно и обстоятельно стаскивая их с худощавых и поджарых ног сразу вместе с бельем, и только те соскользнули с костлявых юношеских бедер, открывая зону гениталий, как сразу стало ясно, что Канда возбужден – пусть еще лишь слегка, еще только неуверенно набухающим тонким пенисом, но все происходящее явно затрагивало в нем дремлющие инстинкты и скрытые от самого себя желания и порывы.
За тот месяц, что эта португальская рожа ошивалась вокруг да около, Юу успел к своему навязчивому ухажеру притерпеться, смириться с ним и начать втихомолку обдумывать все возможные варианты собственного согласия, да так на него и не решился.
- Надо же, какой ты отзывчивый, - с видимым удовлетворением произнес Тики, обводя по кругу большим пальцем головку юношеского члена и мучительной пыткой размазывая по ней естественную смазку. – Как много нового я узнаю о тебе сегодня! Возможно, не только мне удастся получить от всего происходящего удовольствие, но и тебе, мой маленький пленник, тоже.
- Отвали! – униженно прорычал Канда, крепко, но безуспешно сводя вместе ноги, пытаясь избавиться от приятных касаний и спрятать предательское возбуждение, с каждой новой лаской лишь усиливающееся.
- Что же ты отказываешься? – Микк присел перед ним на корточки, ухватил крепкими ладонями его колени и принудительно развел его ноги, отозвавшиеся занывшими тазобедренными суставами, в стороны, издевательски любуясь утонченным выгнутым пенисом и аккуратной округлой мошонкой, покрытой легким пушком. – Я вовсе не против доставить удовольствие и тебе, я всегда был только за это, но ты сам всеми правдами и неправдами отказывался. Уверяю, тебе понравится.
Он потянулся, прижимаясь вплотную и обдавая горячим дыханием бархатистую яркую головку, почти полностью выскользнувшую из-под крайней плоти, и на пробу лизнул ее языком, собирая солоноватый вкус.
Двинуть Микка по башке со всей дури, резко сомкнув колени, заехать локтем по макушке и хорошенько пнуть, чтобы улетел.фрагмент 8
Закрыть глаза, позволить ему проделать с собой все, что вздумается, расслабиться и просто отдаться его воле.фрагмент 9
Фрагмент 4Самым безобидным из всего перечисленного Канде показалась смирительная рубашка: он и без того был пленен, его запястья окольцовывали наручники, и хуже уже вряд ли стало бы; к тому же, он лелеял надежду на то, что удастся освободиться, пока Микк проводит манипуляции со сковывающим одеянием, снимая одни путы и надевая другие.
- Кажется, тебе нравится быть обездвиженным, мой мальчик, - глубокомысленно заметил Тики, впрочем, отлично понимающий мотивы чужого выбора: - Даже не надейся, что получится вырваться и сбежать: я это предусмотрел, и дверь заперта на ключ – напрасные чаяния.
Услышав это, Канда сошел с лица, серея и делаясь землистого цвета, а Микк тем временем подхватил припасенную заранее больничную робу, встряхивая и расправляя ее длинные рукава.
- Отличная вещица, мой буйный ангел, прямо-таки специально для тебя создана! – доверительно поведал он ему, принимаясь за циничные шуточки. – Как хорошо, что ты и сам осознаешь, что иначе твой характер никак не укротить! Да и где еще выпадет такая редкая возможность без угрозы быть исколотым всевозможными транквилизаторами, превращающими твой мозг в недееспособную кашу, испробовать подобное?
Канда попытался огрызнуться и отползти, но его ухватили за руку, подтаскивая к себе, и выудили из кармана ключ, отмыкая наручник, высвобождая одну руку и тут же надежно ее заламывая за спину – Микк насел, навалился сверху, вдавливая мальчишку всем своим весом в казенную постель, и взялся за другую руку, освобождая и ее.
- Не советую тебе брыкаться, мой ненаглядный Юу, - предупредил он. – Как я уже упоминал, у меня имеются в запасе и другие вещицы, которые я предпочитаю пока держать от тебя в секрете, но поверь, они тебе не придутся по вкусу, поэтому лучше не дергайся и будь послушным – тогда все случится к нашему обоюдному удовольствию.
Лягаться, всеми силами извиваясь и стараясь сбросить с себя наглеца.фрагмент 14
Покорно обмякнуть и махнуть на все рукой, понимая, что с превосходящим физически мужчиной справиться едва ли удастся, зато разозлить будет проще простого.фрагмент 15
Фрагмент 5Все предложенное Микком пугало Канду в равной степени, заставляя внутренне отшатываться ото всех этих инструментов похотливого палача: хотелось хватать припасенное португальским ублюдком барахло и швыряться им, все равно куда, в самого ли похитителя, в стены, очертания которых даже не удавалось различить в сгущенной темноте, и юноша, принимаясь в отчаянии лягаться, попытался хотя бы так отпихнуть все извращенные предметы прочь от себя.
Долго размахивать ногами ему не дали – Микк перехватил, крепко стискивая ступню, и, возмущенный сразу же проявленной строптивостью, порылся в изножье кровати, выуживая из одеяльных складок еще пару заранее приготовленных наручников.
Быстро защелкнул один из них на ноге мальчишки и резко дернул, заставляя вытянуться по струнке. С удовольствием созерцая растянутую на импровизированной дыбе жертву, прицепил парное кольцо к стальным кроватным столбикам, отозвавшимся обиженным звоном. Убедившись, что как следует закрепил его, проделал то же самое и со второй ногой, полностью фиксируя и обездвиживая Канду.
- Вот и все, мой несговорчивый ангел, - промурлыкал он, оглаживая остро торчащие коленки юноши и обходя его кругом, точно проголодавшийся волк. – Как видишь, мне не составляет особого труда добиться от тебя покорности, пусть даже таким малоприятным для тебя способом… а жаль, лучше бы тебе было согласиться и выбрать что-нибудь по-хорошему. Но, раз уж ты отказался, я сам сделаю за тебя выбор, красота моя.
Он оглядел разбросанные на полу игрушки, брезгливо отпихнул перекатывающийся в пыли запачканный вибратор, наклонился и подхватил самую обыкновенную восковую свечу, задумчиво ее оглядывая. Порылся в кармане, выудил спичечный коробок с сигаретной пачкой, сунул одну сигаретину себе в зубы и под паническим взглядом Канды, потерявшего жалкие остатки своей призрачной и зыбкой свободы, закурил, не торопясь гасить спичку и перекатывая в пальцах свечку, а затем подпалил фитилек, занимающийся рыжим пламенем, и присел рядом с юношей на разразившуюся протяжным скрипом кровать.
- Будет немного больно, - предупредил он, предвкушающе покачивая свечой, до чертиков пугающей Юу одним своим видом. – Это за то, что ты не захотел меня слушаться, маленькое тебе наказание. Но не бойся, я не причиню тебе вреда, - поспешно пообещал он, глядя, как стоически хранит молчание бледнеющий мальчишка, не способный признаться в собственных страхах и уж тем более никогда бы не решившийся искать защиты и спасения у своего похитителя. – Я вовсе не изверг, как ты, вероятно, обо мне думаешь, и всегда мечтал доставить тебе удовольствие, мой сизокрылый мотылек, но ты сам все испортил своими бесконечными отказами, и теперь придется за это поплатиться.
- Отпусти меня, - доходя до крайней степени отчаяния в своей беспомощности, придушенно выговорил Канда, опускаясь настолько, чтобы почти просить о снисхождении. – Хватит… отпусти… черт!
Он дернул руками, но те только отозвались звоном длинной цепи, попытался куда-то отползти, однако прикованные к кроватному изножью стопы не давали никуда деться; пока он бился, смехотворно пытаясь отвоевать себе утерянную свободу, Тики, с явным довольством наблюдая за его жалкими потугами, опустил незанятую руку ему на живот, задирая рубашку и забираясь под ткань.
- Отпустить? – хмыкнул он, не вынимая изо рта чадящей отравы. – Неужели ты сам веришь в то, что я выполню твою просьбу, юноша? Разве я для того тебя похищал? Впрочем, я попытаюсь даже так сделать тебе приятно, - оговорился он.
Сплюнул на пол недокуренную сигарету, растоптав ее каблуком туфли, и, накапав немного плавленого воска, поместил зажженную свечу неподалеку от изголовья кровати. Поднялся, навис над Кандой, любуясь его совершенным телом, огладил подушечками пальцев нежные щеки, помял розовые губы, и спустился на утонченное горло, лаская кадык и добираясь до ключиц.
А потом медленно, никуда не торопясь и наслаждаясь процессом, принялся за пуговицы на его рубашке, высвобождая одну за другой и покрывая влажными поцелуями каждый клочок обнажающегося торса. Канда под его действиями заходился крупной дрожью: его всего трясло, ему было страшно находиться в таком уязвимом положении, было страшно ощущать себя чужой собственностью, и боготворящие поцелуи мужчины, спускающиеся все ниже, к пупку, не могли разжечь в нем плотских желаний, улетая в молоко.
Микк добрался до кромки его джинсов, провел вдоль нее языком, оставляя влажный след, и расстегнул ширинку, спуская одежку с ног до самых стоп.
Залюбовался сокрытыми светлым хлопковым бельем бедрами, тощими, с выпирающими косточками, впился взглядом в бугорок вялого члена, пробежался по нему пальцами, вызывая легкую щекотку, и потянул трусы книзу, освобождая и от этой излишней сейчас детали и начиная оглаживать все стройное тело юноши, с нежностью скользя по нему теплыми ладонями; дошел до сосков, прихватывая их щипком, тут же отозвавшимся где-то в неискушенных глубинах сладким томлением, и крепко сжал, выкручивая почти до боли. Склонился над юношей, поочередно накрывая губами каждый острый пупырышек, мгновенно застывший и отвердевший от холода, втягивая в себя и дразня языком.
Проделывал это, наощупь опустив ладонь на обмякший мальчишеский член, легонько его сминая и массируя в горсти, пока ствол не начал наливаться кровью, становясь упругим и твердым и поднимаясь кверху тонкой головкой.
- Видишь, мой ангел, ты уже не против, - самодовольно заметил он, отрываясь от своего занятия. – Твое тело уже не против, оно на моей стороне.
После этого он подхватил с пола отставленную туда на время свечу, оплавившуюся и собравшую на себе порядком нагара – Канда успел о свече легкомысленно позабыть, и теперь весь внутренне сжался, загодя реагируя на предстоящую пытку коченеющими конечностями. Он напрягся и подобрался, с ужасом провожая взглядом руку мужчины, замирающую прямо над грудью несчастной жертвы.
- Пожалуйста, хватит… - униженно взмолился Канда, не выдержав накала обострившихся до предела нервов. Проклиная самого себя и наступая на горло собственной гордости, он тихо попросил, не особо надеясь, что будет услышан: - Пожалуйста, прекрати… я буду с тобой встречаться… только хватит, отпусти меня… немедленно развяжи меня, Микк! фрагмент 18
Канда молчал, сцепив зубы, и с дикой смесью страха, плещущей под горлом паники и бешенства смотрел на Тики, ожидая неизбежного продолжения.фрагмент 19
Фрагмент 6Канда отвечать на вопрос не собирался и упрямо молчал, с брезгливым ужасом оглядывая предложенные ему игрушки, даже не умея определиться, какая из них пугала его больше прочих и вызывала большее отвращение, но все-таки склоняясь к тому, что худшей из всех больных затей, пришедших Микку в голову, был вибратор.
Пока он безмолвствовал, тараща глаза на паршивую вещицу, португальская сволочь, так и не дождавшись ответа, самовольно приняла решение, проследив за направлением мальчишеского взгляда.
- Я вижу, тебя заинтересовала эта игрушка, - собственнически заметил он. – С одной стороны, мне не слишком по душе твой выбор, мальчик Юу, я ревную ко всем членам, и к искусственным тоже, с другой же… ты, очевидно, хочешь, чтобы в тебя что-то всунули?
- Что?! – взвыл Канда. – Какого лешего?! Я ничего не выбирал! Ты совсем рехнулся, придурок?!
- Слишком поздно, ненаглядный мой, - хищно улыбнулся Тики. – В сущности, это не самое плохое решение… Только первым у тебя все равно буду я, а не этот жалкий кусок пластика.
Он дернул юношу за ногу, заставляя выпрямиться на постели, и опрокинул ничком, тут же взбираясь сверху, усаживаясь ему на бедра и наслаждаясь вседозволенностью, которую сам себе и устроил. Подхватил струящиеся волосы, пропустил их шелк сквозь пальцы, ухватил за кончик и поднес к губам, с наслаждением целуя.
Канда требовал, чтобы с него слезли, орал, бил ногами, пытался вывихнуть самому себе руки, безуспешно выдирая их из оков, и ругался, осыпая Микка отборным матом.
- Ты очаровательно злишься, - залюбовавшись этим представлением, выдал Тики, вдруг прихватывая Юу рукой за волосы, сдавливая те у самых корней и мгновенно прекращая все возмущения. – Очаровательно, но однообразно. Давай чуточку разнообразим процесс: любопытно, как ты заголосишь, когда я всуну в тебя свой член?
Его угроза Канду, что ни странно, не слишком напугала: в глубине души юноша прекрасно понимал, для чего его сюда приволокли и что с ним так или иначе сделают – учитывая, что руки его оставались накрепко прикованными к кровати, высвободиться не удалось бы при всем желании, и он изначально смирился с неизбежностью изнасилования. Эта мысль пугала бы Юу гораздо сильнее, если бы не месяц, проведенный в выматывающих обоих ухаживаниях португальца, так мальчишкой и не принятых – но месяц имел место быть, и объект вожделения не раз уже успел обдумать и представить возможное продолжение, со всех сторон и во всех красках.
Под конец Канда даже начал подумывать о том, не согласиться ли ему, уж больно настойчивыми были поползновения мужчины.
- Ты чертов маньяк, - выдохнул Юу, обессилев от борьбы и безвольно упав на постель. – Извращенец, аморальное животное…
- Бесспорно, - с улыбкой согласился Тики. – А потому могу себе позволить все, что делаю.
Он слез с него, ненадолго освобождая и принимаясь стаскивать с устроившего новый раунд сопротивления мальчишки одежду, неминуемо одерживая в их неравном противостоянии верх. Стянул с Канды джинсы вместе с бельем, оставляя его задницу соблазнительно обнаженной, а рубашку лишь расстегнул, сетуя на мешающие наручники.
Пробежался пальцами по его груди, задевая острые соски, затвердевшие на сыром и холодном воздухе, спустился на живот, и в это мгновение Юу вдруг замер под пришедшим к нему внезапным озарением.
Спросить, как Микк его похитил.фрагмент 22
Не спрашивать.фрагмент 23
Фрагмент 7- Вот как, значит? – недовольно отозвался Микк. – Весьма смело с твоей стороны, глупый мальчишка, и весьма необдуманно. Если тебе все еще не ясно – ты не в том положении, чтобы дерзить и проявлять характер. Еще раз предлагаю тебе согласиться по-хорошему, иначе я устрою тебе кое-что по-настоящему жесткое.
- Пошел. Ты. К черту, - четко разделяя слова, повторил Канда. – Я не буду идти у тебя на поводу и играться в твои грязные игры! Сам с собой в них играйся, если так хочется!
- Замечательно, - с каждой секундой зверея, сухо подытожил Тики. – Тогда придется тебя как следует наказать, чтобы ты научился наконец-то себя вести!
Он шагнул в полумрак мусорной комнаты, заставленной ржавыми подставками для капельниц и сдвинутыми вразнобой больничными койками, устланными ветошью, и скрылся в дальнем углу, где курил все это время, довольно быстро возвращаясь к Канде и удерживая в руке какой-то небольшой предмет, похожий на кольцо с двумя ремешками.
Юу инстинктивно отшатнулся, отползая и вжимаясь в спинку кровати, с которой никуда не мог деться, и впился в приближающегося мужчину затравленным взглядом.
Микк остановился перед ним и ухватил за подбородок, крепко стискивая тот в жилистых пальцах. Смял по-детски припухлые щеки, добираясь до скул, и надавил на челюстные узелки, вынуждая не ожидавшего такого подвоха мальчишку распахнуть рот, подчиняясь простым анатомическим законам, заложенным в любое тело.
Прежде чем Канда успел воспротивиться, ему уже всунули внутрь стальное кольцо, фиксируя рот в открытом положении и препятствуя порывающимся сомкнуться зубам, и быстро закрепили на затылке кожаный ремешок, болезненно прихватывая прядки волос.
Юу мотнул головой, но хитрое устройство никуда не собиралось с него слетать, крепко зафиксированное ловкими руками. Он оказался прикованным к кровати и лишенным способности говорить – только издавать нечленораздельные звуки, - и от этого испытал резкий приступ паники, охвативший все его существо. Еще пока не понимая толком, для чего все это нужно, он уставился на Тики со смесью обиды и ненависти, ощущая себя бессловесным животным, которое и хотело бы много чего сказать человеку, да не может.
- Ну, тише, мой строптивый мальчик, - со лживой лаской попытался успокоить его Микк. – Я же обещал, что ты пожалеешь о своей дерзости? Самое время начинать жалеть.
Он дернул примотанную к кровати цепь, ослабляя и поднимая с пола длинный ее конец, и потащил юношу за собой, стаскивая с постели на грязный пол. Быстро вернул цепь на место, натуго затягивая вокруг стальной спинки, и опустил ладонь на макушку Канды, мягко ероша его волосы, вынуждая запрокинуть голову и в беспомощности воззриться на возвышающегося над ним мужчину.
- Я знаю, что сам ты по доброй воли никогда бы на такое не согласился, - говорил Тики, лаская мальчишке челку. – По крайней мере, не теперь. Но ситуация такова, что твоя добрая воля меня не особенно интересует. Я бы попросил тебя расстегнуть мне ширинку, да вот печаль: руки у тебя закованы… впрочем, ты не сделал бы и этого.
Говоря так, он свободной рукой освобождал пуговицу на своих брюках, тянул книзу язычок молнии и под взглядом перепуганного до чертиков Канды вытаскивал свой член из стягивающего его белья. Орган распрямился – уже полностью стоящий, крупный и довольно длинный, обрамленный курчавыми черными волосками и с проступившей на кончике капелькой смазки.
Чувствуя, как юноша пытается отшатнуться, Микк резко прекратил его гладить, жестко прихватывая за челку и удерживая ее в пятерне. Юу еще раз попытался сомкнуть челюсти, но лишь заработал острый приступ боли от надежно фиксирующего рот кольца, захотел отвернуться, но только ощутил натяжение волос у кромки лба, и все, что ему осталось – это бессильно стоять на коленях прикованным к кровати и с унижением чувствовать, как ему в рот сквозь кольцо-фиксатор входит член, скользит по языку, толкается в нёбо и оставляет характерный солоноватый привкус.
Микк довольно простонал, дернул Канду за челку, заставляя чуть наклонить голову, и отыскал удобный для себя угол, чтобы медленно, с видимым наслаждением толкаться в мальчишеский рот, вынужденно принимающий в себя чужую плоть.
- Твой соблазнительный ротик слишком много болтает всякой дряни, - сообщил он плохо соображающему, что с ним проделывают, беспомощному юноше. – Я рассудил, что ему можно найти лучшее применение.
Канда был в отчаянии, ему в рот раз за разом всовывали член, и он не мог контролировать, насколько глубоким и сильным будет проникновение – он не мог ничего и доходил от коротких позывов рвотного рефлекса, когда головка случайно задевала в глотке язычок, до приступов асфиксии, до чертиков его пугающей. Движения участились, Тики упивался процессом, продолжая сминать мальчишке челку одной рукой, а другой по-хозяйски обласкивая его лицо.
Юу понимал, что сейчас будет, и когда ощутил пульсацию органа, которым его безжалостно трахали в рот, из последних сил попытался уйти, но Микк словно предвидел – стиснул ласкающей пятерней за горло, не давая никуда деться, и с наслаждением кончил в него, заполняя ротовую полость горячей спермой.
Канда отказывался глотать, и семя стекало по губам; когда мужчина выскользнул из него, он попытался наклонить голову, чтобы избавиться от вязкой жидкости, вытолкнув языком, раз уж не имел возможности ее выплюнуть, однако Тики с отменным садизмом ухватил его за подбородок, вынуждая, наоборот, запрокинуть голову.
- Ты проглотишь, - приказал он. – Это последняя часть твоего наказания, мой ангел.
Канде пришлось сглотнуть, чтобы не подавиться, и в этот миг от всего пережитого у него невольно проступили на глазах слезы, собираясь устроить настоящий водопад.
Позволить слезам течь.фрагмент 24
Подавить их, всеми силами скрывая.фрагмент 25
Фрагмент 8Не вынеся того, что был пойман на своем желании с поличным, не справившись с мыслями, что его похититель властен над ним не только тем, что приковал к кровати, но и тем, что жертва сама хочет быть попользованной, Канда взвыл, резко свел вместе ноги, ощутив мягкость курчавых волос и тепло чужих щек, постарался об этом не думать и еще в довесок как следует пнул – ноги-то у него оставались свободными, - отправляя слишком рано утратившего бдительность маньяка в короткий полет до кафельного пола, отозвавшегося хрустом плиточной крошки.
Микк поднялся очень быстро, возвращаясь к похищенному им мальчишке с самым решительным, рассерженным и озлобленным до крайности видом. Сходу, не желая выслушивать воплей и ругани испуганной жертвы, швырнул ничком, ухватил за волосы, крепко наматывая их на кулак, заставил болезненно запрокинуть голову и, склонившись, прошептал на ухо:
- Не хочешь, чтобы тебе доставили наслаждение? Что ж, я сделаю то, что задумывал изначально, только теперь уже не буду заботиться твоими удобствами, юноша. Пеняй на себя – ты напросился на это сам.
И, оставив Канду в таком беспомощном положении, нашарил пятерней в перепутанных простынях затерявшуюся там плетку: лишь на секунду подарил обманчиво промелькнувшую надежду, что все еще будет хорошо, со лживой лаской огладив кожаным букетом хвостов позвоночник до самого копчика и проведя ими в промежности, а затем размахнулся, стегнув с такой силой, что у мальчишки невольно сорвался с губ беззвучный крик. Юу попытался отползти, но рука, надежно удерживающая за шелковую шевелюру отращенных, холимых и лелеемых прядей, не позволила этого сделать, вынуждая оставаться на месте и вкушать ослепительно болезненные удары один за другим.
Канда чувствовал, как кожа на ягодицах покрывается раздраженными красными полосами, щиплет и жжется, а каждый новый удар ложится на уже полученный, делая боль и вовсе невыносимой, нестерпимой, до сведенных судорогой зубов.
Когда он был близок к тому, чтобы потерять рассудок от этих истязаний, Тики вдруг решил смилостивиться над своей жертвой, выпуская плетку из рук и отшвыривая ее, отслужившую свою службу, прочь. Выпустил волосы, предоставляя юноше короткую передышку, и ухватил за израненные ягодицы безжалостными руками, разводя в стороны воспаленные половинки, растягивая узкую дырочку и с интересом изучая взглядом внутреннюю плоть чувствительных стенок.
- Того, чтобы тебя растягивали, ты, увы, не заслужил, мой обожаемый мальчик, - прохладно и злобно сказал он. – Мне нет разницы, насколько больно тебе будет – я получу свой кайф в любом случае.
Канда слышал, как расстегивается ширинка, слышал шуршание ткани, кусал беспомощно губы, с вынужденным смирением терпеливо ожидая страшащего его продолжения – у него уже не осталось сил на то, чтобы брыкаться или даже отползти. Слышал, как Микк откупоривает какой-то тюбик, очевидно, покрывая свой член смазкой – Юу еще даже не видел его члена и не представлял, какого размера тот может оказаться, - и почувствовал, как прижимается к тугому колечку ануса округлая, горячая и крупная головка, медленно, но неотвратимо размыкая стенки и проникая в девственное тело, впервые в жизни познающее людское соитие.
Закричал, надрывно и обреченно, чувствуя, как его издевательски-долго заполняют, все проталкиваясь и проталкиваясь дальше и глубже в задний проход, и от тесноты понемногу сходя с ума: теснота эта подчиняла, лишала воли, ставила клеймо принадлежности, и Канда больше не находил в себе способности к сопротивлению.
Он беспомощно поник, опуская голову и утыкаясь покрытым испариной лбом в подушку, заходясь всем телом и с ужасом ощущая всунутый в него член.
Микк дал ему всего секунду на то, чтобы худо-бедно привыкнуть, и после этого подался назад, выходя из юношеского тела и снова входя в него, все чаще, все с большей амплитудой и силой, вынуждая Канду стонать, метаться по пленившей его постели от пронзающей боли и почти терять сознание.
Его пользовали как вещь, его имели со всей безжалостностью и со всем собственническим равнодушием, и кошмарные вспышки чередовались с секундами пустоты; его тело истязали с наслаждением, и Канда ехал от всего происходящего крышей, ощущая себя не более чем вещью.
Фрикции участились до слепящей боли, сливающейся в одно бело-красное пятно, член в юношеском анусе запульсировал, сделавшись крупнее и толще, и от этого стало страшно, что еще немного – и Юу не выдержит, он просто упадет, провалится в никуда, оставаясь в обморочной пустоте, пока все это не закончится.
Что-то обжигающее выплеснулось внутри: Тики кончал в него, обильно заполняя задний проход своей спермой и оставляя таким образом на мальчишке очередное клеймо, и еще долго находился в нем, совершая короткие толчки и успокаиваясь.
Потом выскользнул, позволив сперме с мелкими вкраплениями крови заструиться по худощавым ногам, и, огладив напоследок отозвавшиеся резью выпоротые ягодицы, с сожалением произнес:
- Мы еще порезвимся с тобой, мой непослушный ангел. Надеюсь, ты усвоишь этот урок и на следующий раз будешь сговорчивее. А пока отдохни и обдумай хорошенько свое поведение.
Сказав это, он вышел из комнаты, не торопясь покидать пределов импровизированной тюрьмы для своего маленького птенчика и обещая в скором времени вернуться, чтобы устроить тому новый раунд пытки.
To be continued… (Неповиновение).
Фрагмент 9Заходясь всем телом от накрывающего волнами возбуждения, Канда, беспомощно стискивая кисти в кулаки, зажмурился и почувствовал, как губы мужчины обхватывают головку члена, с невыразимой нежностью облизывают ее, прижимаются теснее, забирают глубже, погружая весь член целиком в любящий рот, и принимаются умело ласкать, посасывать, изредка выпуская на свободу и холодящий сквозняк, гуляющий по темному и просторному помещению, и с новым вдохновением начинают следующий виток эротических игр.
Канда тяжело и часто дышал; сам не замечая, что творит, запускал пальцы в курчавые волосы португальского похитителя, стискивал их, не позволяя от себя отлипнуть, и уже сам толкался ему в одаряющий оральным удовольствием рот.
Микк с благодарностью принимал каждый порыв юноши, каждый его жест, даже самый нечаянный и невинный, выпускал из губ утонченный пенис и принимался за яички, изучая губами и играясь с покрытой редкими и мягкими волосками мошонкой.
- Если бы ты только сразу оказался таким податливым, мой прекрасный мальчик, - шептал он, временами отрываясь от минета и пробегаясь поверхностными поцелуями по внутренней стороне бедер и лобку. – Если бы ты только сразу согласился быть моим, всего этого попросту не случилось бы… Видишь, ты и сам не против – так к чему же были все твои драчливые руки и непристойная брань?
Канда и сам не знал, к чему, а потому и ответить на этот риторический вопрос не мог, запрокидывая голову, втягивая пропущенный сквозь плотно стиснутые зубы воздух и уставившись поплывшим взглядом в повисшую миражом пустоту; инстинктивно вскидывал бедра, мечтая глубже проникнуть в рот мужчины, и чувствовал, как вот-вот дойдет до своего предела – эта мысль немного отрезвляла и пришибала стыдом.
- Позволь себе, - догадавшись и ощутив эту скованность, велел Тики, выпуская ненадолго его орган на волю. – Ты же хочешь, я это чувствую – так не нужно сдерживаться, мой ненаглядный принц…
Юу, разрешая сладким речам себя уговорить, плюнул на все, отмахнувшись и от гордости и от насильно отнятой свободы, и, прогнувшись в гибком позвоночнике, излился ему прямо в рот, содрогаясь всем своим существом и давя рвущиеся из горла стоны.
Микк еще долго удерживал его пенис в своем рту, мягко перекатывая, слизывая мельчайшие капельки проступающего семени и выжидая, когда тот успокоится и опадет. Потом выпустил мальчишку из сладкого плена и, поднявшись над ним в полный рост, произнес, хищно улыбаясь:
- Теперь ты от меня никуда уже не денешься, мой маленький ангел: я познаю твое тело, я сделаю тебя своим… Продолжим наши занимательные игры?
Даже если бы Канда и захотел возмутиться, он бы вряд ли сумел отыскать на это силы: Тики, дернув за цепь, тянущуюся от сковывающих запястья наручей, заставил его подняться и опуститься на четвереньки, и подхватил с больничной койки забытую плетку, загодя припасенную для извращенных игрищ.
Канда непроизвольно сжался, заранее предчувствуя пронзительную боль, но ее не последовало: плетка оглаживала своими хвостами его тело, оставляя приятную щекотку и иногда легкие, возбуждающие похлопывания. Невесомо поцеловала шею, прошлась по спине, обводя лопатки, спустилась на поясницу, скользнула в ложбинку между ягодиц, долго и обстоятельно обласкивая чувствительную щель, и только после этого на поджарые половинки легли чуть ощутимые, немного болезненные, но вполне терпимые и даже приятные стежки. Канда подбирался и шипел от них, кусал губы, но понемногу начинал наслаждаться затеянной Микком игрой.
Потом удары усилились, балансируя на грани, и последний оказался просто ослепительный, пробуждающий в мальчишке незнакомое прежде мазохистское наслаждение.
Насытившись этим коротким актом садизма, Тики отшвырнул плетку, навалился на Юу, заставляя того опуститься всем телом на постель, попутно расстегивал на себе одежду, кусал его в плечи и загривок, ощупывал всего, от тончайшей шеи с остреньким кадыком до обнаженных бедер, ерзал на нем, обтираясь все еще стянутым мешающимися тряпками членом, сбивчиво срывал с собственной ширинки пуговицу, приподнимался, тянул книзу молнию и доставал наружу свою перевозбужденную, увитую венками плоть. Терся ей между мальчишеских ягодиц, знакомя с длиной и толщиной, и выуживал из кармана тюбик со смазкой, щелкая колпачком и выдавливая себе на ладонь достаточно маслянистой жидкости.
Юу задохнулся, ощутив проталкивающийся в него палец, изучающий его нутро, обласкивающий, нащупывающий какую-то точку и принимающийся ее массировать – от точки исходили импульсы по всему животу, перехватывало дыхание, словно кто-то играл на внутренних струнах, и мышцы сами собой расслаблялись, принимая в себя еще один палец, и еще, позволяя тем проникать глубже и уже самостоятельно на них насаживаясь.
В этот момент Микк решил, что время прелюдий окончено, и прекратил разрабатывать его дырочку, оставив ненадолго непонимание и пустоту, подхватил ладонями под ягодицы, заставляя ставшего послушным Канду податливо приподняться, приставил свой член к его анусу и толкнулся, проникая сперва на одну только крупную головку, и лишь затем медленно заполняя целиком.
Он двигался неторопливо, оставаясь неожиданно заботливым, и Юу невольно припомнил даденное им чуть ранее обещание, в которое сперва не поверил, но Тики действительно не хотел причинять ему лишней боли, Тики был предупредительным, скользил в нем плавно и нежно, сбивчиво ласкал руками чуть горящие ягодицы и покрытую потом спину, и постепенно, с огромной осторожностью учащал толчки, увеличивая их амплитуду и входя в мальчишку все нетерпеливее, все ненасытнее.
Канда стонал, он хватался пальцами за простынь, комкал ее, впивался в нее зубами при всяком особенно чувствительном проникновении, и почти забывал, что похищен, почти забывал, что на бесправном положении жертвы.
В нем уже болезненно увеличивалась чужая плоть, пульсируя и выстреливая жгучим семенем, в нем неприятно и унизительно хлюпало, когда Тики, собирая последние капли наслаждения, надолго замирал, изливаясь остатками вязко-белого, и Юу уже плохо соображал, что с ним происходит, когда обнаружил себя лежащим в объятиях мужчины, прижимаясь спиной к его груди. Микк обласкивал его плечи и виски легковесными поцелуями и что-то нашептывал на ухо, и Канда, прислушавшись, с трудом разобрал:
- Тебе было хорошо со мной, мой милый мальчик? Будешь ли ты еще пытаться сбежать от меня?
- Отвали, - огрызнулся Канда, со сжавшимся сердцем собирая растерянную злость, хоть и не понимая, для чего та ему сдалась, но упорно за нее цепляясь, и выдохнул, чувствуя себя последним идиотом и испытывая непреодолимое желание разбить собственный упрямый лоб об стену: - Ты просто меня поимел, ублюдок! Как будто я мог этому помешать!.. Ты, мразь, просто меня поимел и решил, что после этого я воспылаю к тебе чувствами – так вот, даже не надейся! Я тебя ненавижу, аморальное животное!фрагмент 10
- Нет, - прошептал Канда, еле ворочая губами и проклиная себя за безвольную мягкотелость. – Не буду… чертов ты придурок.фрагмент 11
Фрагмент 10После этих слов мужчина за его спиной замер, подбираясь и напрягаясь. Отстранился, заставив почувствовать холодок, и ухватил за подбородок, заставляя развернуться и заглянуть прямо в глаза. Смерил долгим неверящим взглядом и медленно переспросил:
- Скажи пожалуйста, мой ангел, твои губки произносят все эти гадости лишь по укоренившейся привычке, ведь так? Только потому, что ничего иного ты сказать не умеешь, не способен себя заставить – я неплохо изучил тебя за прошедший месяц, и даже когда ты сам говоришь «нет», тело твое ему противоречит, крича «да». Мы поступим проще: если в знак согласия ты примешь мой поцелуй, значит, все в порядке, между нами заключен мир и ты становишься моим. Если же нет…
Он склонился над ним, прижимаясь к губам и просовывая в иссушенный рот пахнущий табаком язык: ласково пробежался по мальчишескому языку, пощекотал его кончик и попытался забраться глубже…
Укусить Микка.фрагмент 12
Ответить на поцелуй.фрагмент 13
Фрагмент 11- В самом деле? – расплылся в улыбке Микк. – Действительно не будешь, мой необъезженный жеребенок? Стало быть, с этой самой секунды я могу считать тебя своим, - и это не было вопросом, это было утверждением. Он окинул его недоверчивым взглядом и на всякий случай решил предупредить: - Только не вздумай меня обманывать, мой ангел: этого я не прощу.
Канда злобно фыркнул, готовясь огрызнуться, но ему на губы тут же легла шероховатая ладонь, густо и терпко пропахшая табаком и потом.
- Молчи, мой цветок, - попросил он. – Молчи и не говори ничего. Потерпи еще минутку…
Он полез копаться в карманах, торопливо перебирая их пустое содержимое, и, наконец, выудил на свет ключи, поочередно поднося к одному и другому запястью мальчишки и отмыкая замки, а после обхватил его руки своими, осыпая поцелуями.
- Будь рядом со мной, мой маленький строптивец, - прошептал он, - и нам никогда не понадобится прибегать к таким крайним мерам – только в качестве игр. Одевайся и пойдем со мной! Я покажу тебе твою недавнюю тюрьму. Ты когда-нибудь гулял по заброшенным психиатрическим клиникам? Ну, вон сколько всего у тебя сегодня в первый раз!
Так, обалтывая мальчишку незначительной чепухой и помогая ему, все еще мелко дрожащему, натягивать одежду и обувать выуженные откуда-то кроссовки, он в конце концов взял его за руку и повел за собой, показывая свои душевнобольные владения, завораживающие и притягивающие к себе Канду – видно, падкого на все не слишком нормальное.
The End (Экскурсия для душевнобольных).
Фрагмент 12Микк резко отшатнулся, неверяще хлопая глазами и в изумлении уставившись на распятого под ним Канду. Поднес к губам ладонь, провел по ним, собирая подушечками кровь, и расчетливо, наказывая за устроенную выходку, влепил юноше звонкую пощечину.
Дернул за цепь, подтягивая ее повыше и лишая последних удобств, поднялся, оправил брюки и бросил напоследок, покидая сумеречное помещение и оставляя Канду на время в одиночестве:
- Продолжим с тобой завтра, строптивый цветок. А если не научишься – то и послезавтра, и еще, и еще, пока ты не поймешь, что тебе некуда от меня деваться, и пока не научишься меня принимать!
To be continued… (Бездумное упрямство).
Фрагмент 13Микк вздрогнул, получив на поцелуй неожиданный ответ, и порывисто сгреб в охапку, зарываясь носом мальчишке в укутанное растрепавшимися волосами плечо.
- Знал бы ты, как я люблю тебя, мой мальчик, мой милый мальчик… Как я счастлив, что ты наконец-то согласился стать моим! Подожди, я помогу тебе…
Он принялся торопливо копаться в собственных карманах, что-то выискивая; руки его тряслись, и Юу стало не по себе от той смеси счастья, растерянности и беспомощности, что проявились в эту секунду на лице мужчины.
Наконец, Тики нашел ключи и поспешно отомкнул оковы, окольцовывающие запястья юноши, выпуская их на свободу и заботливо разминая.
- Одевайся, мой маленький принц, - сказал он, целуя его в нос и из маньяка, каким виделся Канде еще минуту назад, превращаясь в просто влюбленного до помешательства человека. – Одевайся, и пойдем на прогулку! Я покажу тебе это удивительное заброшенное здание. Ты когда-нибудь гулял по заброшенным психбольницам? Думаю, это будет впервые! Здесь есть на что посмотреть…
И так, болтая всякую чушь, он помог ему собраться, взял за руку, мягко стискивая пальцами, и повел за собой.
The End (Прогулки в темноте).
Фрагмент 14Чувствуя, что единственная возможность вырваться на волю утекает сквозь пальцы, Канда забрыкался, силясь спихнуть с себя Тики, извиваясь под ним ужом и пробуя уползти. Попытался скинуть с себя оседлавшего его бедра мужчину, но тщетно: жилистые руки держали крепко, и мальчишке никак не удавалось выскользнуть из этой хватки. Он еще немного поборолся, ощущая себя беспомощным как ребенок, и бессильно обмяк, уронив голову на простынь и шумно дыша.
Микк, убедившись, что жертва его прекратила сопротивление, видимо смирившись со своей участью, склонился и с хищной лаской прошептал ему на ухо:
- Ну вот, мой ангел, по крайней мере, ты старался и не можешь себя упрекнуть в слабовольном бездействии. А теперь расслабься и позволь нам обоим насладиться игрой.
Канда обреченно выдохнул, отпуская напряженные мышцы, и закрыл глаза, сцеживая проклятья сквозь плотно стиснутые зубы.фрагмент 15
Фрагмент 15Микк мягко сграбастал пятерней волосы мальчишки и легонько потянул, заставляя его запрокинуть голову. Когда Юу нехотя подчинился, осознав, что справиться со зрелым мужчиной – непосильная для него задача, ему через грудь перекинули белую тряпицу заранее припасенного наряда для душевнобольных. Продолжая коленом удерживать левую руку мальчишки заломанной за спину, Тики позволил руке правой распрямиться и продел ее в рукав, оглаживая кисть и острые запястные косточки, пока конечность не погрузилась в безразмерно длинную тряпку целиком. Вернул руку обратно, прижимая почти под самую лопатку, и проделал ту же манипуляцию и со второй конечностью, а после, стиснув в кулак оба рукава, вынудил Канду кое-как подняться и встать на колени.
Может быть, Юу еще мог бы попытаться в этот короткий миг предпринять какую-нибудь безнадежную попытку к бегству, но сделать этого он попросту не успел: Микк первым делом зафиксировал его руки, закрепив их подобно тому, как поступают с некоторыми буйными пациентами, и только после этого, игнорируя вынужденные неудобства, принялся застегивать саму робу на спине – ласково, аккуратно помещая каждую пуговицу в предназначенную для нее петельку. Пока он это с ним проделывал, Канда тяжело и взволнованно дышал, поникнув головой, и Тики склонился над ним, нежно и невесомо целуя шейные позвонки, остро выпирающие под кожей.
- Мы почти избавили тебя от необходимости бушевать, мой ненаглядный мальчик, - прошептал он, обтираясь кончиком носа о кромку шелковистых волос на затылке своей жертвы. – Теперь тебе не нужно больше поступать в угоду своей гордости, ты избавлен от этой досадной необходимости, и можешь просто расслабиться, получая удовольствие от нашей первой близости. Как жаль, что я лишен возможности лелеять все твое безупречное тело! Но, по крайней мере, я могу целовать нижнюю его часть, где сокрыто самое главное для меня сейчас…
Под его трепом Канда неизбежно краснел, вознося хвалу окутавшей комнату темноте, которая скрадывала все постыдные цвета; Тики толкнул мальчишку, не сильно, но достаточно для того, чтобы тот, лишенный помощи собственных рук, потерял равновесие, заваливаясь на скрипнувшую кровать жалкой куклой.
Он упал и уставился на Микка ошарашенным и напуганным взглядом; попытался вскинуть ногу, чтобы лягнуть, но был немедленно за нее ухвачен – мужчина сдавил его голень тисками пальцев, и Канду пронзила болезненная вспышка.
- Не стоит, мой дикий жеребенок, - покачал головой Тики. – Я все равно справлюсь с тобой, теперь для этого не потребуется даже особых усилий, но это изрядно подпортит нам с тобой нервы и подарит тебе лишнюю боль. Ты ведь не хочешь боли?
Канда молчал, озлобленно на него уставившись, и заделавшийся маньяком португалец, еще день назад околачивавшийся возле дома Юу с самой обворожительной улыбкой и пышными охапками алых роз, запустил кисть под хрустящую, остро пахнущую стерильной марлей смирительную рубашку, добираясь до ширинки мальчишеских брюк и неспешно ее расстегивая. Ослабил пояс джинсов, ухватил их на бедрах и потянул книзу, обнажая белоснежную кожу.
Юу попытался стиснуть ноги, препятствуя мужчине, но ничего не помогло: его колени резко обхватили и рывком развели в стороны, а затем быстро стащили каждую штанину, оставляя унизительно лежать на больничной койке с наполовину спущенными трусами.
Микк начал с короткого поцелуя, на пробу запечатлев его на дернувшемся от неожиданного и неиспробованного прежде прикосновения холмике коленной чашечки, и полез дальше, хватаясь пальцами за мальчишеское белье, попутно стягивая его и похотливо растирая в пальцах чуть вспотевшую ткань промежности.
Подыхая от стыда, Канда запрокинул голову и зажмурился, елозя и мечтая куда-нибудь убраться, провалиться сквозь землю, прямо сейчас перестать видеть, слышать, чувствовать и вдыхать горький запах табака от прокуренных пальцев и солоноватый, морской аромат, осевший на курчавых волосах похитителя.
- Ну, тише, ничего страшного я с тобой не делаю, мой ангел, - шептал Тики, с головой забираясь под полы смирительной рубашки. – Тебе ведь нравится, я это чувствую… сопротивляться бесполезно.
В подтверждение своих слов он цепко удерживал ноги, предупреждая все возможные попытки резко их свести, и поднимался все выше, подбираясь ближе к области гениталий, где уже пульсировало и унизительно горело от непрошеного желания.
- Что… что ты… хватит, сволочь! – с угрозой взмолился Канда. – Отпусти меня!
- Ни за что на свете, - глухо отозвался Микк из-под стреноживающего одеяния, добрался до сгиба ноги, лизнул его, собирая языком вкус юношеского пота, напитанного молодыми гормонами, и касаясь щекой отзывчиво всколыхнувшегося члена. А потом, окончательно сводя свою жертву с ума, обхватил губами мягкую чувствительную головку, обнажая ее, спуская крайнюю плоть и забирая в похабный рот весь орган, сразу же принимаясь его посасывать и скользить вверх-вниз, доводя этими нехитрыми действиями до невменяемости, до согласия практически на все.
Пока он сосал ему член, ловкие пальцы пробрались под ягодицы, протиснулись между ними, оглаживая копчик, и отыскали обжигающе жаркую дырочку, мягко ее массируя, легонько надавливая и ныряя внутрь всего лишь на одну фалангу.
Канда было сжался от этого короткого проникновения, но порхающие над его членом губы заставляли забыть обо всем, и он поневоле расслабился, отдаваясь тому, что творил с ним Микк, целиком.
Пальцы мужчины уже вовсю хозяйничали в его анусе, растягивая мышцы, увлажняя облегчающей скольжение смазкой, насильно раздвигая стенки, толкаясь поступательными движениями и нащупывая какую-то странную точку, посылающую волны сладостного наслаждения по всему телу.
Он трахал его пальцами, и юноша уже тихонько стонал, метался по своему больничному ложу, податливо разводил ноги, и мысль о том, чтобы принять в себя член мужчины, уже почти не страшила его – по-своему притершись к шастающему хвостом по следу португальцу, он смирился с его присутствием, и если бы Микк вдруг однажды исчез, оставив обожаемого мальчишку, объект своей страсти, в спокойном одиночестве, Юу наверняка нешуточно бы обиделся и оскорбился на подобный проступок.
Канда действительно плюнул на все, нутром чуя, что укравший его маньяк – вовсе не маньяк в полноте этого слова, и ощущая себя в совершенной безопасности несмотря на то, что был пленен и не представлял, где находится его тюрьма.
Чувствуя, что мальчишка близок к тому, чтобы кончить, Тики резко оборвал ласки, отстранился, оставив прохладную пустоту, и подтянулся повыше на руках, нависая над Юу и заглядывая ему в глаза своим помешанным золотистым взглядом.
- Наконец-то ты мой, ангел, - прошептал он, запечатляя на его губах сухой, горячечный поцелуй. – Наконец-то ты мой.
Канда смотрел, как пальцы мужчины сбивчиво и торопливо расстегивают ширинку, как спускают с бедер брюки и белье, позволяя распрямиться крупному и смуглому члену, перевозбужденному, болезненно напряженному, увитому венками и сочащемуся смазкой с округлой головки. Ощутил на мгновение приступ кольнувшего страха, но было уже слишком поздно: Тики навалился, придавил, не давая даже пошевелиться, стиснул ладонями ягодицы, раскрывая их половинки, и без лишних проволочек протолкнул головку в мальчишеское нутро, замирая и давая время привыкнуть.
Юу дышал пойманным в капкан зверем, беспомощно глядел мужчине прямо в глаза, хотел бы цепляться за его плечи, но не мог – надетая на него рубашка лишала возможности пользоваться руками, и с одной стороны ему было немного грустно, что первая их близость оказалась именно такой, а с другой – его насквозь прошибало от невероятных по силе эмоций, обостряющих каждое ощущение.
Тики вошел еще глубже, до упора заполняя его тело, и замер, когда коснулся мошонкой поджарых ягодиц.
- Позволь мне тебя любить, - севшим голосом выговорил он. – Просто позволь мне тебя любить, мое совершенное существо…
Лишенный и права выбора, и права голоса, Канда только крепко зажмурился, когда мужчина начал двигаться в нем, почти полностью выходя и тут же с силой проникая обратно, заполняя своим здоровенным членом узкий задний проход и заставляя дуреть от тесноты, от ощущения, что выпивают без остатка, до самого донышка.
Его трахали, подчиняя себе, и Канда смирился с этим, ощущая странное облегчение от того, что это наконец-то случилось без его на то согласия, никогда в жизни не отданного бы добровольно, и только изредка инстинктивно порывался обнять мужчину, которому теперь – в этом уже ни у кого из них двоих не осталось и тени сомнений – всецело принадлежал.
Тики протиснул руку между их телами, добираясь до пениса мальчишки, и обхватил его, принимаясь медленно скользить ладонью вверх-вниз, размазывая по стволу естественную смазку и вынуждая поневоле сжиматься анальными мышцами.
Канде было больно и хорошо, он терялся за этими ощущениями, а боль только подстегивала и сильнее его распаляла; подходя к своему пределу, он впился белоснежными зубами себе в губы, запрокинул голову, окаменел напрягшимися лопатками и прогнулся в спине, и Микк, уловив эту грань, участил фрикции, входя в него резче, сильнее, почти нестерпимо сильно – настолько, что Юу, коротко вскрикнув от пронзившей его тело острой вспышки, кончил, мучительной для себя пыткой сокращаясь анусом, насильно принимающим в себя мужской член.
Чувствовал, как в него выплескивается семя, как заполняет задний проход и вытекает наружу, сбегая по ягодицам на постель. Тики, последний раз толкнувшись в распятого под ним мальчишку, обессиленно повалился на него, целуя в разгоряченные щеки и стискивая в жадных объятьях.
- Ты должен понимать, мой ангел, что после этого я уже никуда тебя от себя не отпущу, - выдохнул он ему на ухо. – Прости, что пришлось тебя похитить – впрочем, говоря начистоту, я нисколько не сожалею о собственном поступке. Ты ведь останешься со мной теперь по доброй воле?
- Останусь, - отводя взгляд, пришибленно выдохнул Канда, все еще постигая случившуюся между ними близость.фрагмент 16
- Может, для начала развяжешь меня? – резко потребовал Юу, соскребая остатки испарившейся злости.фрагмент 17
Фрагмент 16- Останешься? – неверяще хлопая глазами, переспросил осчастливленный Тики и полез обниматься. Потом, конечно, сообразил, что Юу все еще спеленат, и принялся торопливо развязывать сооруженные собственноручно узлы, освобождая из плена и легонько массируя мальчишке затекшие конечности.
Когда окончательно освободил его от путов – застыл, встревоженно глядя прямо в темные глаза, где осенние омуты, но его пленник никуда не бежал, продолжая в беспомощности восседать на постели и постигая потерю собственной девственности, и мужчина совсем успокоился, поверив во взаимность.
- Прости, что пришлось похитить, - пробормотал он, роясь в кармане спущенных брюк и отыскивая там сигареты. – Каюсь, однако, что проделал бы это вновь и вновь, столько сколько потребуется, чтобы сделать тебя своим. Хочешь чашечку чая? – вдруг невпопад выдал он, потрясая мальчишку этим последним предложением.
- Чая?.. – неловко переспросил Юу, начиная жутко стесняться их общей наготы и с облегчением вздохнувший, когда мужчина соблаговолил додуматься и оправить собственную одежку.
- Чашечку чая в больничном саду, где корявые яблони и бурьян. Чаепитие на развалинах старой психиатрической клиники даст сто очков форы только зовущемуся безумным, а на деле самому обыкновенному кэролловскому чаепитию, - хвастливо заметил он.
И, оглядев торопливо натягивающего драные джинсы Канду, вдруг рывком подхватил его на руки, поднимая с постели и унося прочь из мрачной комнаты, лестницами и этажами – на затянутую срединной осенью серую улицу, пахнущую увядшей травой, низким небом и головокружительным дождем.
The End (Зазеркалье осенних яблок).
Фрагмент 17- Разумеется, мой мальчик, - кивнул Тики. – Я охотно тебя развяжу, уповая на то, что ты не станешь устраивать никаких глупостей – как я уже предупредил, одиночный выход отсюда для тебя заказан: дверь заперта на ключ. Ты ведь не станешь делать глупостей? – еще раз с надеждой переспросил он, не получая от Канды в ответ ничего, кроме мрачного взгляда, затянутого грозовыми тучами.
Впрочем, он действительно его развязал, затевая лживую игру на доверие, и Канда, освободившись, еще долго сидел, разминая окостеневшие пальцы и вращая руки в локтевых суставах. Хмуро поглядывал на Микка, застывшего в терпеливом ожидании, и что-то ворчал себе под нос, сцеживая растерянные ругательства: после всего, что было между ними, Юу ощущал себя собственностью мужчины, и от этого ощущения некуда было сбежать.
Он натянул джинсы и спустил было ноги на пол, но был остановлен предупредительным португальцем.
- Подожди, мой ангел, - покачал головой тот. – Здесь иной раз попадаются осколки стекол.
И, не слушая возмущенных воплей маленького упрямца, игнорируя попытки колотить своего похитителя кулаками по спине, ловко подхватил его на руки, закидывая себе на плечо и так, вынужденный усмирять свою драчливую принцессу с отвратнейшим характером, понес его на экскурсию по таинственному и темному замку, негласно принадлежащему влюбленному маньяку.
The End (Противостояние).